– Но мысли достичь Крыма ты не оставил, так ведь? – предположила Инси. – Иначе зачем вся эта возня с упрямым броненосцем?
Халькдафф помедлил, прежде чем ответить.
– Верно. Не оставил. Броненосец я намеревался использовать именно для проникновения в охраняемые воды у Крыма.
– Халькдафф, – сказала Инси, и, наконец, открыла глаза. Глядела она на эльфа пристально и в упор. – Я предлагаю тебе сотрудничество. Давай объединимся. Нам не обойтись без твоих знаний об этом броненосце. А с нашей помощью ты сумеешь укротить его гораздо раньше, чем в одиночку.
Эльф выдержал взгляд Инси. Не отвел глаз.
– Ты говоришь как… кто?
– Я говорю как Техник Большого Киева. И обещаю, что если ты станешь с нами сотрудничать, твое отлучение от коллегии техников будет пересмотрено на президентской комиссии.
– Честно говоря, на решение вашей комиссии мне плевать. Все эти годы я занимался своим делом и мне не о чем жалеть.
– Но карьера твоя сгорела в одночасье, – возразила Инси. – И не говори, пожалуйста, что тебе безразлична карьера.
Похоже, Инси била в самое яблочко. Халькдафф сжал зубы.
– Нет, – сказал он нехотя. – Небезразлична. И если бы не тот дурацкий поклеп – неизвестно, кто стал бы в итоге Техником – я или твой отец.
– Я полагаю, – отец, – Инси являла собой саму бесстрастность. – Он всегда был сильнее и гибче тебя, и глупо не признавать это.
Халькдафф повесил голову.
– Что же… Я никогда не был глупцом – по крайней мере, я надеюсь, что не был. Твой отец действительно всегда опережал меня самое меньшее на шаг. Но после моего отлучения он оторвался на целую милю.
– Не отец был причиной отлучения и ты это прекрасно знаешь.
– Да. Я знаю. Поэтому я и не мешал ему никогда. Да и тебе тоже не мешал…
Инси улыбнулась:
– Отсюда тебе было бы затруднительно помешать мне и моему окружению, Халькдафф. Ты ведь сам говорил, что торчишь на броненосце уже тридцать два года.
Халькдафф через силу растянул губы, но его улыбка вышла скорее похожей на мучительную гримасу.
– А если… я помогу вам… я буду допущен к Библиотеке Техников?
– Безусловно. Если, конечно, президентская комиссия отменит твое отлучение.
«Жизнь моя! – подумал Пард удивленно. – Во дает девочка! Я думал, она нежна, хрупка и неопытна, а у нее такая хватка, что прячься магистры! Она и Жерсона, поди, приструнила бы, задайся она такой целью…»
Халькдафф погрузился в размышления. Он машинально сунул в рот пустую, уже выколоченную трубку, попробовал затянуться, удивленно и несколько отрешенно воззрился на нее, и, наконец, ответил:
– Я должен подумать, девочка моя. Это слишком изменит мои первоначальные планы. Надо все взвесить и обмозговать.
– Думай, – согласилась Инси и встала. – Кстати: не называй меня девочкой, пожалуйста. Я это могу позволить лишь одному живому в этой компании.
Все невольно взглянули на вирга Вольво, но тот совершенно неожиданно задал вопрос:
– Кому же это, интересно?
– Ему, – ответила Инси и указала на Парда. – И только ему.
И направилась к выходу.
Халькдафф поднялся со своего ложа.
– Я покажу, где лучше разместиться. Пойдем, Вольво. Кстати, что ты думаешь о перехвате потоков на менеджер двигателей? Я пытался разложить их неделю, не меньше, такая каша получается, прости-жизнь!
– А сколько здесь двигателей? – на ходу уточнил Вольво. – И какой менеджер стоит?
Пард слушал их вполуха. И не понимал смысла. Но не потому, что был плохим техником: просто в ушах у него все еще звучали слова Инси: «Ему. И только ему.»
Наутро Халькдафф постучался к Инси и Вольво и ответил: «Согласен». Только «Согласен», и ни слова больше.
… – Улугмузтаг.
Кают-кампания на броненосце – к слову сказать, это оказался «Стремительный» – была куда просторнее, чем на «Гелиодоре». Целый зал: столики, маленькие вертящиеся стулья, стойка, наподобие тех, какие бывают в тавернах, вдоль двух стен – кадки с искусственными растениями и удобные диванчики. Пард еще подумал: а зачем все эти помещения на диких броненосцах, да еще так обставленные? Они что же, тоже предназначены для живых? Как и грузовики? Ну и ну…
Команда Вольво-Инси разместилась по соседству, в уютных двухместных каютах. Кают было много, больше двух десятков, хоть по одиночке живи. Но Пард и Гонза, конечно же, облюбовали одну на двоих – и перемолвиться можно без посторонних ушей, и вспомнить былое за бутылочкой. Да-да, за бутылочкой, потому что их страхи насчет еды-питья на борту броненосца оказались совершенно напрасными: тут даже винная коллекция нашлась, и весьма богатая. По крайней мере, любимая приятелями «Южная роза» наличествовала.
В кают-кампанию ходили вместе. Только Халькдафф и Вольво иногда задерживались в рубке, да еще Бюскермолен с ними время от времени оставался. Впрочем, гном к обедам-ужинам разве что ненамного опаздывал, а те двое могли и вовсе не придти.
Пард и Гонза первую неделю занимались тем, что запускали мелкие незначительные машины – вроде кондиционеров в каютах или котлов на камбузе. Они выучили изрядно новых формул, и заодно уяснили, что запуск таких машин по сути является примитивным приручением. Вольво сказал, что постепенно их станут привлекать и к задачам посложнее.
Сам Вольво, Халькдафф, и Бюскермолен безвылазно торчали в машинном отделении или головной рубке; иногда к ним присоединялся и Роелофсен, обладатель какого-то узкоспецифического навыка, нужного магистрам приручения лишь от случая к случаю. Инси сидела перед головным компьютером и сравнивала дикие кодировки с измененными. «Стремительный» часто нервничал: то бросался вперед изо всех своих железных стремительных сил, то ложился в ленивый дрейф. В результате он оторвался от своих приятелей-броненосцев и бесцельно метался где-то в северо-западной части Черного моря. К берегам он не приближался.