Да и любой другой техник, наверное, тоже.
Еще не успело отступить дневное тепло, Вольво дал сигнал расходиться по машинам. «Черкассы» оставили во дворе четырнадцатого дома; Дюша испросил разрешения одной машиной попользоваться и получил его. Вольво никогда не мелочился и не скупился для своей свиты. Точнее, для свиты Инси. Техника Большого Киева.
Пард до сих пор удивлялся, как они с Гонзой проглядели сей совершенно очевидный факт. И ведь знание редких формул девушка неоднократно демонстрировала, и на важных советах всегда присутствовала, и вытаскивать ее из логова мотоциклистов Вольво кинулся с таким ожесточением и решимостью, что теперь казалось – правда должна была открыться гораздо раньше.
– Это все от инерции мышления, – объяснял Гонза, лениво следя за дорогой. – Талдычили, понимаешь: «Техник, Техник»… Сами приучили себя к мысли, что Техник – мужчина. Потому Инси даже в расчет не бралась. Впрочем, и я сейчас не могу понять, как женщина, да еще человек, да еще такая молодая сумела стать Техником Большого Киева. Тут, Пард, знания нешуточные нужны, научные навыки, целая библиотека книг с формулами – настоящих книг, а не тривиальное собрание файлов, к которым любой ловкач доступ прокопает…
– Ну, положим, все это ей мог папаша в наследство оставить, – проворчал Пард. – А он, говорят, разве что звезды с неба хватать не умел.
– Это Инси говорит. А я ее отца только по имени и знал. Правда, я не знал и того, что он Техник Большого Киева. Вообще, похоже на то, что личность Техника всегда хранится в тайне и кому попало не разглашается. Разумно, ничего не скажешь.
– Разумно, – Пард вздохнул. – Только не понимаю я этих секретов. К чему Технику Большого Киева скрываться?
– Не скажи… Есть причины, – продолжал болтать Гонза. – А я, вот, Вольво не понимаю. Неужели у него никогда не возникало искушения убрать эту девчонку и самому стать Техником? Вроде бы, мысль лежащая на поверхности. Такому тертому виргу это и труда не составило бы, уж поверь мне, старому пню…
– Отец Инси был его близким другом.
– Ну и что? Милый мой, в борьбе за власть не то что друзей – детей и отцов режут, как размороженные туши из вскрытых холодильников. А ты – друг… – гоблин громко фыркнул.
– Да ну тебя, Гонза, – сердито отмахнулся от приятеля Пард. – В конце концов, случается и настоящая дружба, без всяких там дворцовых игрищ. Когда предательство просто невозможно.
– Случается, – с готовностью согласился гоблин. – Жаль только, невероятно редко.
– Не так уж и редко. Просто те, кто по-настоящему ценят дружбу, редко лезут в политику. Вот и остаются в тени. И мне кажется, они счастливее владык, которых ежечасно предают все, кто совсем недавно клялся в верности.
Гонза с уважением покосился на Парда.
– Я всегда говорил, что от вашей расы можно многого ожидать, – одобрительно сказал он. – Ты мудреешь прямо на глазах, дружище. И не фыркай, не фыркай, я серьезно. Без дураков. Я это понял только прожив на белом свете сто с лишним лет.
Джип вильнул, объезжая выбоину на дороге.
– А девчонка-то, – вздохнув, добавил Гонза, – к тебе неровно дышит.
– Брось, – отмахнулся Пард с непонятным ожесточением. – Я для нее просто кладезь информации о знании острова Крым. Книга с новыми формулами, не более. Дискета с нужным файлом.
– Ну, вот, – проворчал Гонза с легкой насмешкой. – Стоило тебя, человека, похвалить, как ты на глазах поглупел. Не огорчай меня, пожалуйста, мне не нужен глупый сообщник.
Пард отмолчался. Он знал – то, во что очень хочется поверить, чаще всего оказывается досужими выдумаками.
Джипы катили по узкой улице, сжатой маленькими одноэтажными домишками. Домишки утопали в зелени, и над дорогой нависали непокорные ветви, усыпанные листвой, и часто – белыми цветами.
– Как бы дождь не ливанул, – задумчиво протянул Гонза, приблизив лицо к боковому стеклу и глянув на небо. – Не нравятся мне эти тучки… Мрачные слишком.
– Подумаешь, дождь, – бросил Пард беспечно. – Намочит тебя, что ли?
– Намочит… – проворчал Гонза. – При чем здесь это? Нам за город выезжать, а там нет асфальта. Ты когда-нибудь пытался гонять легковушки по раскисшей земле?
– Нет, – признался Пард с легким замешательством. – Я и не подумал об этом… Слушай, у нас ведь не просто легковушка. Джип все-таки. Да еще, Босвельт говорил, хорошо натасканный. Думаешь, застрянет?
– Судя по тучкам, так может ливануть – не то что джип, «Белаз» застрянет…
И в этот же миг их «Хорив» вырвался на степной простор, оставив позади последние, самые южные дома Николаева и Большого Киева. Дорога уводила туда, в пугающе плоскую и абсолютно пустую равнину, покрытую только колышущимися травами. Над степью гулял ветер…
– Все! – выдохнул Гонза, косясь в зеркало. – До встречи, город!
Пард стал внимательнее смотреть на дорогу; вскоре слева мелькнул столбик-указатель: «Большой Киев». Надпись была перечеркнута жирной красной чертой; а спустя минуту асфальтовая лента под колесами джипа оборвалась, уступила место пыльной накатанной колее.
– Слушай, – спросил гоблина Пард. – Мы ж, вроде, в Голую Пристань направляемся? Это же еще город, вроде?
– Город, – подтвердил Гонза. – Самая окраина, за Херсоном. Думаю, Вольво… и его, хм… секретарша решили подъехать степью, вдоль моря. Боятся они города. Впрочем, правильно боятся. Я бы тоже боялся, особенно после пожара в яхт-клубе и безобразий у солистов в гараже.
Ровное гудение двигателя прервал трескучий раскат грома, и Гонза снова недоверчиво взглянул на небо.
– Ей-жизнь, сейчас ливанет… Вот ведь невезуха какая!